Анисимов О.С. Будущее мира и России и конструирование цивилизационных проектов

Будущее мира, России, цивилизации и т.п. мы рассматриваем в позиции стратегического мыслителя, владеющего современными методологическими методами и средствами мысли. Поэтому любые версии, выраженные в доступных для понимания языках, исходя из любых условий их возникновения , но подчиняющиеся установке на прогностическую рефлексию, оцениваются нами в качестве смыслового материала, если в нем опознаются контуры мира , России, цивилизации и т.п. Введение функциональной позиции стратега, как места для его заполнения процессом и результатом конструирования будущего, предопределяет требования к результату и процессу его созидания в мысли. Процесс созидания, будучи мыслительным, подчиняется соответствующим требованиям к применению языковых средств. Эти требования имеют разный уровень сложности и обеспечения надежности содержательного результата и многие усложнения зависят от природы мышления и применяемых средств, методов. Соотношение между потенциалом средств и методов, логических форм, с одной стороны, и возможностями самого мыслителя, его способностями, биопсихическим потенциалом, с другой стороны, таково, что вне соответствия требованиям субъективный потенциал не может ничего гарантировать и создавать явление «мыслительной эффективности», возможность оправдать ожидания «потребителя», «заказчика».

Построение образа будущего для страны, а нас интересует Россия, доступное для любого заинтересованного в этом гражданина России и тех, кто интересуется будущим России, готов выйти за пределы наблюдения за событиями в России и представить себе ее динамику в будущем, ближайшем и далеком, в том числе и учитывая сложившиеся представления о прошлом, в рамках той или иной версии прошлого, тысячелетнего  или многотысячелетней ретроспективы, вне зависимости от того как называлась меняющаяся в объеме, мощности, самостоятельности та целостность, которая населялась разнородным этносом, в «центре» которого сохранялся суперэтнос с различными названиями (арии, русы, славяне и т.п.). Для обыденного интерессанта достаточно почитать многие книги, воспринять различные мнения, прийти к личному самосознаванию значимости «России» как своей Отчизны или той страны, которая предстает в качестве особо значимой для мировой истории и видение будущего которой важно для личного самоопределения в мировой динамике, личных самопроявлений в планируем будущем. Для специалиста в истории, политологии, культурологии и т.п. этого мало и приходится иначе относиться к планированию освоения всего, что связано со страной, учитывать стереотипы видения прошлого и настоящего, вырабатывать отношение к ним и выделять свою версию, готовясь ее предъявлять, доказывать ее осмысленность, вносить доказательность базисных утверждений, исходных оснований и, тем более, значительных новаций по содержанию образов России. В условиях конкуренции «научных школ», идеологических рамок, политических парадигм соблюдение требований к самовыражению специалиста становится серьезной преградой к быстрому введению образа будущего, к  сохранению ответственности за вносимое мнение.

Однако все указанные соучастия в построении образа будущего являются лишь источниками материала для мысли стратега. Характер его ответственности как лица, принимающего решение и обязанного переходить к реализации решения, как того, кто по своей позиции обязан знать реальное положение дел в объекте управления, «стране», знать предшествующее, чтобы понимать динамику возможных движений объекта в будущем, знать о внешних и внутренних факторах, влияющих на движение, знать механизм объекта, его сложившееся состояние, тип состояния и неизбежные следствия проявления типа состояния , знать источники типов воздействия на страну и их динамические характеристики и т.п., все это включает и наличие и оперирование версиями будущего для страны и для ее окружения, среды стран. Объем учитываемых факторов таков, что появляется необходимость в особой мыслительной самоорганизации, ведущей к возможности ставить локальные вопросы, получения ответов на них и прихода к результатам, гарантирующим неслучайность реагирования на ситуации в управлении страной и сохранение или укрепление положительного бытия страны, преодоление угроз и кризисов и т.п.  Такая мыслительная соорганизация издавна предполагала соучастие «советников», консультантов, «думающих» мудрецов, носителей обширных знаний и т.п., либо разработку мыслительных технологий для самого ЛПР, равномощных к кооперативной форме разработки решений. В настоящее время мыслительный сервис ЛПР стал многосложным и оформился в создание «Ситуационных центров» и подобных «интеллектуальных машин». Стратегические потребности уже в ХХ веке привели к гигантским интеллектуальным кооперациям с их «иерархическими» и «сетевыми» отношениями( например, «атомный и ракетный проекты»).

В 1989 году в СССР была предпринята попытка создать образец кооперации огромных масштабов для ответа на вопрос о том, какую страну следует создать в условиях окончания «холодной войны», с учетом «погрешностей» образца реализации «Красного проекта» и с сохранением положительного в опыте. Переходя к восстановлению основы идентичности России и к самоотстранению от инерции губительного заимствования «чуждых» оснований и следованию «чуждому» мировому проекту ( проект США с глобальным доминирование и др.) Россия, в лице могущих ставить стратегические притязания, находится в подобном положении и ей необходим «свой» проект, который мог бы вписаться в новый, удовлетворяющий всех неэгоцентрический проект мироустройства. Хотя для этого необходимо конструировать уже и новый мировой проект, опираясь на образ будущего для всего глобального сообщества. Может ли решить эти проблемы и задачи стратегическая мысль России?

В России несколько типов участников аналитического процесса. Два типа мы охарактеризовали. На фоне второго типа, специалистов, выделяются акцентированные на науку, следующие рамкам предметизированных наук, подчеркивающие содержание теорий и понятий. Наряду с этим выделяются философско ориентированные, размышляющие с введением категорий и онтологий, но трактуемых также в содержательном плане, не обладая достаточной точностью и определенностью с инерцией дискуссионного энтузиазма. Как правило, ученые и философы, а также склонные к «логичности», менее удачно вписываются собственно в аналитику, в рамки «уникализации» созидаемых образов ситуаций, в реконструировании, портретировании случаев. Кроме того, в аналитике, с конца 70 х годов, участвуют представители методологического движения, уделяющие внимание средственно-понятийному слою в мышлении и рефлексии самого мыслительного процесса, вносящие момент осознанности в аналитический процесс, преодолевающие отчужденность содержательного момента в мышлении. Это последствия работы ММК под руководством Г.П. Щедровицкого. Однако выход за сосредоточенность на содержании и прагматической целесообразности и уделение внимания рефлексивной самоорганизации, индивидуальной и групповой, кооперативной, привлечение средств мышления и контролируемое их применение осуществляется в пределах возможностей рассудка и ситуационной субъективной умелости и изощренности, что несет и положительный эффект в преодолении формализма математического конструирования. Объектная ориентация в конструировании, особенно в его диалектической форме, представлена незначительно. Если предполагать не только индивидуальное мастерство аналитика и обращаться к построению аналитических коопераций с привлечением достоинств разных типов аналитиков, что неизбежно, например, в ситуационных центрах, то совмещение всех продуктивных возможностей не дает гарантированности в решении задач, особенно – проблем, в едином процессе аналитики. Принцип «пробы и ошибки» остается ведущим и представляется «неизбежным злом». Это «зло» многосторонне обсуждено Гегелем в отношении всех моментов наиболее сложного механизма познания, ориентированного на «истину». Само «зло» Гегель раскрывает не как неизбежность, а как несоблюдение особенностей требований разумного мышления, в основе которого лежит «метафизический» уровень организации мышления и неизбежность достижения разумного уровня субъективного развития. Вся «тайна» гегелевского метода предполагает достигнутость разумности в развитии духа, уровня «абсолютного духа», что соответствует именно философскому типу познающего мышления.

Но это означает, что преодоление ограничивающего фактора рассудочности и оперирование разумными технологиями открывает путь в подлинное решение задач и проблем аналитики самого неслучайного характера. На этом пути особую значимость приобретает различие дообъектного и объектного мышления, объектности масштабов «нечто» как части универсума и собственно «универсума», онтологического мышления. Тем самым, вопрос о решаемости указанных стратегических задач и проблем становится зависимым от типа и уровня мыслетехники, от выявления мыслетехники «объектного» и «универсумального» уровней при рассмотрении факторов количества аналитических мыслителей и их кооперативной связанности в качестве вторичных. Различие между «дообъектным», «объектным» и «универсумальным» мышлением превращается в судьбоносное для реконструкций, проблематизации, депроблематизации и проектирования, прогнозирования с притязанием на неслучайность и «истинность».

В ХХ веке особую популярность и значимость приобрели «структурный» и «системный» подходы, устремленность на целостность, включая динамические синергетические формы. Однако определенность различий в исходных основаниях остается недостаточной, Часто обращаются к версии А.А. Богданова, хотя в версии Гегеля положены более совершенные различения. Если использовать достаточно очевидные исходные положения и соотнести их в рамках псевдогенетического метода, «метода Гегеля», то окажется, что важны диалектические крайности, которыми пользовались Кант, Гегель, в определенной степени и Аристотель. По критерию взаимозависимости различаются «рядоположенность» и «иерархическая связанность», что отражается на проблематике «сетевого» и «иерархического» типов управления. Отсутствие и полнота присутствия взаимозависимости ,с привнесением в совместное бытие формы «монобытия», характерны для проблематики «эгоцентричности» и «солидарности» в совместности, в типах общественного бытия. Но тогда переход от рядоположенности к начальной совместности, эгоцентрической совместности и приводит к «структурности», в которой часть предпочитает свои интересы, но входит в допустимую зависимость от иного. В иерархической структуре «наиболее значимая» или эгоцентрически преобладающая часть допускает только подчиненные ей отношения, положительные или отрицательные для иных частей  (проект США).

Системные отношения возникают при введении нейтральных критериев подчинения единому, которым следуют все части и выделение части, ответственной за действенность фиксированного основания. Этим преодолевается эгоцентричность частей в той степени, которая примиряет интересы части и целого, в том числе и иных частей. Преодолевается противопоставленность частей и порождается динамика совместности, в том числе взаимопомощи, сплочения, При необходимости возникают иерархические системы для решения прорывных или антикризисных задач и проблем (проект СССР). Универсумальные отношения возникают при введении «всеобщих», «тотальных» оснований, представленных сначала в идеологемах, а затем в религиях и мировоззрении «абсолютного» типа, продемонстрированного Гегелем. Чтобы вписаться в универсумальные отношения часть должна пройти путь «духа», обретения способности совмещения части и единого, обладания свойствами единого в части, идентификации с основанием единого и самоорганизации под исходное основание в реальных условиях, Этот путь показал Гегель в своей системе философии. Отражением универсумальных отношений выступает и сущность «цивилизации», разработанные нами средства цивилизационного подхода. Иначе говоря, при осуществлении проектирования будущего следует воспользоваться либо структурным, либо системным, либо универсумальным подходами и относительно части, например, России, это выражается в «метасистемном» подходе. Тип страны и цивилизации зависит от их самоопределения в вариантах исходных принципов. Типология, если она неслучайная, предполагает дедуктивно-диалектическое мышление, гегелевского типа. Тип цивилизационности совмещен с типом и религиозности, духовности в целом, с типом культурности, типом культурно-духовного кода.

Тем самым, вводя притязания на высокую или высшую неслучайность в проектировании будущего и стратегическое проектирование для мира и отдельной страны, для нас это – Россия, мы с необходимостью должны привлекать подход, соответствующий притязаниям. Для высшей неслучайности это «универсмальный» подход, совмещенный с ему подчиненным «метасистемным» подходом. В рамках мыслетехники этому соответствует «диалектическая дедукция», в основе которой лежит гегелевский метод. Все остальные подходы и мыслетехники являются предварительными или факультативными. Интересы философии, в ее высшем понимании, т.е. гегелевском, и методологии, совмещающей все уровни рефлексивно-мыслительного обеспечения, включая высшую мыслетехнику, предстают как профессионально базисные для высшей аналитики. Она предполагает и снимает противоречие между случайным и неслучайным в аналитическом мышлении. На стороне случайного выступает ситуационная аналитика в ее индивидуальной и групповой форме, с одной стороны, концептуально- теоретически обеспеченная, благодаря наукам, аналитика, с другой стороны. На стороне неслучайной стороне выступают метасистемная и универсумальная аналитика. Аналитическая кооперация представителей всех аналитических потенциалов становится иерархической, в которой предопределяющим выступает уровень универсумальной аналитики и ее конкретизация в метасистемной аналитике, после чего стратегическая аналитика дополняется тактической и ситуационной, опираясь на получение стратегических ответов и этим сохраняя потенциал неслучайности содержания в ответах на сюжеты локального и исторически временного характера. Следует подчеркнуть, что такая иерархизация давно известна как некий принцип и прозрение в глубинной аналитике. Однако технологически значимые следствия не выделены и не совмещены с потенциалом логики и онтологии. Тем более, что заинтересованные в технологизации и надежности аналитической мысли при появлении необходимости учитывать особенности «содержательной». «диалектической» логики, а тем более логики Гегеля,  останавливались перед сложностями соответствующей мыслетехники и прерывали свои начинания. Это происходило и в методологии в опытах А.А. Зиновьева, Г.П. Щедровицкого, М.К. Мамардашвили и других, не преодолевших совмещение рассудочных препятствий и неоформленность смысловых содержательных выражений материала мысли.

Следовательно, постановка «задачи» стратегического уровня, с пониманием сущности механизма стратегического мышления, конструирования «будущего» и мира, и страны в мире приобретает осмысленность лишь при предполагании указанной аналитической иерархии и ведущей роли группировки реализаторов универсумального и метасистемного подхода, не ущемляющей никого и находящей законное место иных группировок в единой кооперации, Пока понимание данного положения не будет достигнуто и не будет его субъективное и профессионального принятия, на основе обретения адекватного воззрения на панораму интеллектуальных усилий общества, а также современного методологического просвещения, недоразумения, возражения, противопоставления отдельных функциональных группировок, неэффективность работы в целом, например, в ситуационных центрах, давление возникающих иллюзий и самооценок будут продолжаться во вред большому общему делу. При наличии понимания и соблюдения требований иерархии Россия станет не только аналитической державой, но и великой аналитической державой, неслучайно созидающей и образ будущего мира и России, и «идеал» России, и ее «идею», и стратегические цели, задачи, проблемы высшей неслучайности. Игнорирование критерия неслучайности, тем более – высшей, неизбежно ведет к непродуктивности, неэффективности траты интеллектуальных ресурсов и массиву ошибок, заблуждений, задержек в получении желаемых результатов, сомнений и разочарований как в аналитической, так и в общественной среде заинтересованных в успехе России и мирового благополучия. Следовательно, приоритетом предстает не столько устремление к желаемому в аналитике, вопросы материального и организационного обеспечения, мобилизации сил и охраны их продуктивного применения, сколько, не игнорируя вышесказанного, построение мыслительной «мегамашины» в пространстве аналитики как своеобразной «головы» с ее «лобными долями». Именно это и было предварительно и в упрощенном виде предложено 23.6.2016 г. на заседании АА , ее методологического звена в Общественной палате. Следование данной идее и подходу представлено в проектном альбоме «Стратегический проект цивилизационного обновления и развития России: первые шаги(версия СЭВ и ММПК)» 2016.  В альбоме нет образа будущего России и мира, но представлена стратегическая оценка сложившейся ситуации в рамках универсумального и метасистемного подходов и вытекающие следствия в неслучайном реагировании на ситуацию. Предполагается конкретизация стратегического содержания с учетом функциональных звеньев страны, затем с учетом моногоцивилизационного характера страны и затем с учетом цивидизационного размещения России в мире с переходом на введение «мирового» стратегического проекта. При проектировании источниками ориентиров выступают сущностные представления об объекте и универсуме в целом, Имея сущностные представления о бытии, объекте, макрообъекте, например, России и мировом сообществе, можно выделить содержание и «идеи», и «идеала» части и целого, что и позволяет соотнести их с исторически определенной картиной реального объекта или макрообъекта с переходом к образу будущего той или иной «глубины». Иначе говоря, сущностные, онтологические представления, на материале исторических и эмпирических описаний оформляемые в неслучайные «объектные портреты» состояний позволяют получать неслучайные результаты еще до построения образов будущего. Само же построение образов будущего первоначально осуществимо при оформлении . «схематизации», воззрений тех, кто занимается перспективными разработками, футурологией и т. п. Можно раскрыть потенциал уже имеющихся версий будущего, например, имеющейся у США (столетней версии). Но обращение к предварительным разработкам является трудоемким и предполагает соответствующее ресурсное и организационно-техническое обеспечение. Для небольших методологических групп это обременительно и их роль состоит прежде всего в решении самых трудных мыслительных задач, которые могут быть решены лишь в диалектико-дедуктивной мыслетехнике, то есть в рамках третьего уклада технологий мышления. Этим и занимается группировка ММПК.

Поясним различие между образом будущего и «идеалом», а также «идеей». Образ будущего является результатом промысливания будущего состояния объекта при наличии образа актуального и прошлого состояний. Прослеживая в уме переходы из состояния в состояния и рассматривая факторы, предопределяющие переходы, внутренние и внешние мыслитель создает причино-следственную (каузальную) нить или сеть, следя за тем, сохраняется ли объект, воспроизводит ли он свое бытие во всех изменениях. Если теряет воспроизводимость бытия, то теряется и необходимость продолжения слежения по критерию объектности. Нельзя говорить о будущем «среды», не имеющей признаков целостности. Только объект обладает состояниями, их изменениями, качественными переходами и ,следовательно, развитием. Ситуация, включающая и объекты, и средовые массивы, не развивается и не имеет состояния, В риторике не только обыденной и журналисткой, но и у аналитиков, нередко говорится о развитии ситуаций, что вносит дезориентацию и разрыхление мысли, миропонимания. Поскольку объекты включены не просто в средовые отношения, а в отношения иными объектами, в том числе разной природы, в отношения как часть более охватывающего объекта, то для ответа на вопрос о будущем нужно выбрать тип и масштаб объекта и говорить о будущих состояниях относительно него, внутренних для него и внешних факторах и их объектных источниках.  Иное дело представленность объектов в мысли. Она может быть и обыденной, и профессиональной, в языке профессии, и научно-теоретической, и философской. Если нас интересует неслучайность мыслительного содержания и строгость мыслительных рассуждений, то высшей формой представленности объекта выступает философская, сущностная, предваряемая научно-теоретической формой. Высшая неслучайность обеспечивается дополнительным мыслетехническим оформлением методологическими средствами и технологиями. Но тогда мы и можем прийти к онтологической характеристике объектов и метасистемной трактовке их бытия. Тогда появляются четкие правила оперирования онтологически значимым представлением об объекте, предъявляются диалектические картины бытия с динамикой противоположных начал, «формы» и «морфологии», фиксированности рамок допустимости расхождения начал, характерные для состояний объектов и изменяемости рамок в смене состояний. Появляется осмысленность вопросов об уровнях развитости и различий «высшего» и «низшего» уровней. Высший уровень и выражает содержание «идеала». Сущностная характеристика механизма бытия объекта и является содержанием «идеи» объекта.

 Как мы видим, «будущее» того, о чем нами говорится в начале пути, строится различными способами и переход от такого построения в позиции «обыденного» человека, только подозревающего о необходимости объектного рассмотрения к построению в позиции ученого-теоретика или определенного типа специалиста, а потом к построению в позиции философа и, тем более, методолога, означает переход к разным технологиям и к разным по неслучайности результатам. Стратег в своем рефлексивном пространстве имеет и реконструктивную, и проспективную, и промежуточную для критики и проблематизации часть, а в проспективной звено и прогноза. Стратегическая позиция сама по себе предполагает оперирование не с конкретными образами происходящего и положения объектов в нем, а с абстрактными образами, с  «идеальными объектами». Поэтому стратег просматривает возможное будущее не «естественным» образом, а опираясь на объектно-онтологические картины будущего бытия. Он учитывает исторический, эмпирический материал, сведения о динамике происходящего и задает себе вопросы о том, что в актуальном состоянии имеет проблемную значимость, что соответствует прошлым притязаниям целого, какие возможны каузальные смещения в состоянии объекта и под влиянием каких факторов, какие следует ввести поправки в притязания, соответствующие стратегическому статусу намерений, какое состояние соответствует притязаниям, сохраняет ли это изменение желаемого состояния и ей присущее целевое оформление прежнюю линию устремления к лучшему, является ли новая стратегическая цель движением к идеалу, можно ли считать это приближение наиболее полезным для совершенствования объекта и т.п. Поэтому подчиненность стратегической цели и пути зову «идеала» предстает и как соответствие «идее» объекта. Образ будущего должен быть соотнесен и совмещен с содержанием и «идеала», и «идеи».

 Понятно, что такие соображения имеют свою значимость и приложимость, эффективность в едином цикле работы лишь при владении вышеуказанной иерархией мыслетехник. Вне этого условия призывы к главенству образа будущего являются наивными и иллюзорными. Поэтому в «Альбоме» 2016 первый этап стратегического движения связан имено с освоением культуры мышления и овладения мыслетехническими технологиями, во главе которых ставится универсальная мыслетехника диалектико-дедуктивного выведения. Если раскрыть мысли Канта, то они включают путь к овладению схемотехникой с переходом от семиотических требований к логическим и онтологическим. Но вхождение в метасистемную мыслетехнику, в форму диалектической дедукции показал и раскрыл лишь Гегель. Когда мы вырабатывали комплексный метод мыслительной самоорганизации в постановке и решении задач и проблем высшей сложности (при оформлении своей практики конспектирования и внесении в качестве средств схематических изображений, а затем и следования требованиям логики, предпочитая логику Гегеля, 1975-1976), то понимали особую роль введения гегелевских требований в достижении высшей неслучайности результатов мыслительной работы. Оно базировалось на огромной «ручной» практике понимания сложных текстов.  Последующая практика только укрепляла уверенность в правильности пути. Без этого мы не вошли бы в зону «разумного мышления» и не создали бы ММПК.