Анисимов О.С. Пелопоннесская война: принятие решений и политическая динамика в цивилизационном регионе

Не любой материал истории остается актуальным для цивилизационной и управленческой аналитики. История Древней Греции поучительна тем, что она показывает принципиально значимые и разнообразные сюжеты, модельное рассмотрение которых актуально в любой период цивилизационной динамики по крайней мере последних нескольких тысячелетий.

Во внешнем плане исторический материал, изложенный Фукидидом, отражал военное противостояние двух группировок, в центре которых были Афины и Спарта. Более двух десятилетий они пытались и сохранить, и изменить соотношение сил, истощая друг друга и расходуя ресурсы в рамках сложившихся стереотипов и возникающих иллюзий. Обладая как этническим разнообразием, так и признаками этнокультурной однородности, они стали во многом рабами политэкономического и идеологического противоречия. Афины исходили из принципа «народовластия», политического равноправия, а Спарта – из принципа аристократического иерархизма на экономической и правовой основе. Можно утверждать об идеологической и политической форме онтологического разделения «сетевого» и «иерархического» принципов организации общественного бытия. Разделение с онтологической основой и воплощением в разные типы отношений людей в обществе, типы правовых установлений, вовлекавших потенциал субъективного самовыражения с открытостью к произволу, с одной стороны, и субъективной ответственности в построении поведения, с другой стороны, неизбежно вело к различиям в оценке намерений и поступков, следовательно, и к субъективно обоснованному противостоянию. Онтологическая основа идеологем и правовых норм выражала различие и противостояние в едином, в обществе принципов приоритета «целого над частью» и «части над целым». Приверженцы того или иного принципа в процессах выбора типа оценки поведения неизбежно расходились в «разные стороны» и порождали потенциал противостояния. Этому помогало различие условий социально-экономического бытия, так как условия бытия в низменности, надежности воспроизводства средств потребления, что ведет к возникновению иерархических стереотипов и бытия в горных условиях, бедности факторов производства средств потребления, что ведет к возникновению индивидуального самовыражения и конкуренции в борьбе за легко меняющийся потенциал, а в условиях Древней Греции, обладающей сочетанием гор и береговой линии, возможностью в использовании флота компенсировать скудность в производстве средств потребления, конечно, при наличии повышенной активности и готовности к порождению новых решений, Афины сложились именно в условиях горной местности и обладания побережьем, тогда как Спарта – в низменности, равнинах и относительной отдаленности от побережья.

Подобное различие можно увидеть в динамике бытия Ассирии и Вавилона. Свою роль в организации общественного бытия вносили и этнические различия. В Спарте проявлялось наличие «дорийцев», имевших черты культурно-духовного наследия ранних времен арийской родовой формы бытия. В этом наследии сохранялся принцип приоритета «целого над частью», более развитой в сравнении с принципом приоритета «части над целым», что характерно для ахейцев и др. Неслучайно, что ахейцы организовали поход на Трою, бастион арийских фрагментов суперэтноса, с развитой родовой инфраструктурой.

Сами гражданские распри возникли после роста благополучия, прежде всего, в равнинных районах и они, по мере появления благополучия, на основе морской торговли, и в горных районах. Расселение борейцев, дорийцев и введение «хороших» законов в Пелопоннесе снизило уровень неурядиц. Но участие чужеземцев в торговых делах и проявление ими алчности сделали внутреннюю вражду постоянным фоном жизни. Соседи конфликтовали и воевали друг с другом, когда появились большие города с внутренним политэкономическим и военным потенциалом. Нашествие персов сплотило много городов и ярко проявились Афины. Но после окончания этих войн возникли стремления к использованию механизма образования союзов городов в стратегических притязаниях на господство в Элладе. Олигархи изгонялись и они сосредотачивались в Афинах. Усиливалось и миграция в восточные районы, афиняне расселялись и все больше росли претензии. Наряду с выдавливанием лидеров знатных родов чаще демонстрировались грабежи. Вместе с тем, демократия стимулировала создание наряду с народными собраниями судов, которые в спорах становились «третейскими». Дискуссия в этих собраниях требовали роста интеллектуального уровня, привлечения и факторов божественности и усиления роли оракулов, метафизических оценщиков и прогнозистов. С другой стороны, способы организации общества с акцентом на надежную самозащиту у македонян, в Спарте, унификация законов и механизма воспитания позволили несколько столетий воспроизводить главенство Спарты в Элладе. Мощная и немногочисленная армия уверенно одерживала победы и обретала союзников. Серьезная конкуренция Афин стала образовываться после войн с персами и с созданием самого мощного флота в Элладе. На этом общем фоне и возникла разорительная и долгая война военно-политических «блоков» Афин и Спарты. Каждая сторона обладала способностью не только противостоять, но и вести переговоры, устанавливать перемирие, обосновывать свои мнения, привлекая разнородные, практические и метафизические, а также религиозные критерии. Уважение к третейским судьям было прагматичным, относительным, связанным с фактором «пользы». Фукидид дал иллюстрации коммуникативного противостояния, вводя их в контекст динамики борьбы. Именно противостояние в этнокультурной среде по критериям различия фокусировок во всех планах, но с общей онтологической разделенностью породило универсальный образец конфликта и борьбы как материал стратегической рефлексии целостности долговременного сюжета последовательности действий и их осознанного самооценивания и внешнего оценивания каждым заинтересованным участником.

Порождение войны имело следующие моменты. В Эпидамне изгнали главарей знатных родов, которые стали грабить жителей в союзе с варварами. Для примирения с изгнанниками в святилище Геры сформировали посольство в Керкиру. Просьбе в Керкире не вняли и были посланы послы в Дельфы для выяснения пользы и необходимости передать себя, свой город под покровительство Коринфа, чтобы получить от Коринфа помощь при наличии ненависти к Керкире. «Бог» одобрил намерение. Тем более что на празднике Керкира выразила пренебрежение к Эмидамну, не дав первенства и почестей. Поводом для такого проявления стало то, что Керкира по богатству стала наравне с другими городами и была лучше готова к войне, имела значительный флот. Помощь Коринфа вызвала раздражение Керкиры, где расположились изгнанники, призывавшие вернуть их на родину. Но был уже мирный договор и можно было обойтись без сражения. В Керкире рассчитывали сначала перессорить участников, предполагая, что с пелопоннессцами все равно придется воевать. Но они послали две эскадры и требовали возвращения изгнанников. Коринфяне, узнав об этом стали готовиться к походу, пригласив желающих присоединиться, обращая внимание на «справедливость» умысла, либо соучаствовать внесением денег в осуществление похода. Узнав об этом, керкиряне послали послов в Коринф от лакедемонян, требуя отозвать гарнизон коринфян и перевести спор в третейский суд и на суд дельфийского оракула, не желая начинать войну. Но коринфяне не желали и слушать о подобном, провозглашая войну. Керкиряне одержали решительную победу. Коринфские колонии были разорены. На море нанесены уроны союзникам коринфян. Обе стороны обратились к афинскому народному собранию. Коринфяне послов отсылали и в Спарту, призывая к войне с Афинами. Потиден также обратился к Спарте за помощью и отпали от Афин. Спарта приглашала союзников к борьбе с Афинами. Аргументируя просьбу о помощи и союзе с Афинами, керкеряне уверяли, что это соответствует интересам Афин, что в долгу Керкира не останется, что это приводит к славе за помощь к обиженным, что сами они имеют сильный флот, что сокращает их расходы, авторитетность за великодушие, тогда как коринфяне враги Афин и после победы над нами они нападут и на Афины. Да и не нарушится договор с лакедемоном. Так как мы нейтральные, договор разрешает примыкать к любому.

 Как мы видим, каждый город имел свои интересы, свое отношение к другим городам в зависимости от характера их самоопределения к окружающим и к лидерам Эллады. Керкиры примыкали к Афинами, а Коринф – к Спарте. Их отношение к событиям в Эпидамне существенно отличалось, что, при определенных условиях, побуждало либо к поиску примирения, либо к борьбе за свои приоритеты и интересы. Испытывая трудности в борьбе, обе стороны искали помощь у союзников и у лидера Эллады. Так складывались условия втягивания в большую войну. Находясь в ситуации спора, стороны обвиняли друг друга в «несправедливости», «противозаконности» ведения войны для утверждения о необходимости отвержения просьб конкурента. Они «находили» злой умысел друг у друга, оскорбительность утверждений и отсутствие оснований для умозаключений. Коринфяне указывали, что Керкиры, кичась богатством, обидели и силой захватили Эпидамн. Они отмечали, что керкиряне хотят сделать Афины соучастником в несправедливом деянии. Поэтому не стоит их принимать в союз. Проявляя сочувствие и защиту провинившегося, Афины способствуют переходу союзников к Спарте. Коринфяне не простили осаду Потидеи, которая была колонией Коринфа. Они склоняли к союзу с Пелопоннесом всех, кто жаловался на притеснения афинян. Обращаясь к Спарте, коринфяне подчеркивали царящий у них дух доверительности, недоверия к жалующимся. Но имея благоразумие, им не хватает прозорливости, понимания, что афиняне злоумышляют против всех, строят козни. Подчеркивают то, что Спарта позволила афинянам укрепиться, медлит подавление в зачатке, хотя и имеет возможность положить конец.

В выступлениях коринфян Фукидид выделяет особенности Спарты и Афин. Спартанцы держатся за старое, не признают перемен, даже необходимых. Они отстают от возможностей, не усматривают выходов из затруднений, предстают как домоседы, опасаются потерь. Они не склонны к нападениям, больше устремлены защищаться, не нанося обиды. Поэтому порождают промедление, тогда как надо совершать вторжение ради друзей, не отдавая их в руки врагов. Афиняне являются сторонниками новшеств, умеют быстро выполнить планы, способны рисковать свыше меры, не терять надежд, менять планы. Победив, они идут вперед, а при поражении не падают духом, не щадят жизни ради блага города, мало наслаждаются достоянием и желают большего. Им не приятно безделье, покой.  Они считают, что новое должно возобладать, а в измененных обстоятельствах ставят новые задачи, преобразуют имеющееся. Спартанцы не совершают преступления перед богами и людьми.

Мы видим, что спартанцы, благополучно лидировавшие в пространстве Эллады 400 лет, опирались на факторы функционального типа, воспроизводства бытия и деятельности, акцентируя внимание именно на защиту имеющегося. Этому способствовали как разумные законы, таки внешние природные условия, позволявшие воспроизводить снабжение продуктами потребления, при особом внимании воспитанию защитников и вере в богов, в высшие ориентиры для организации бытия. Ценность стабильности, тождественности при естественной динамике бытия народа с его организованным законами и стандартами обычаев поведением предполагало дух надиндивидуального. Он возникает лишь в рамках иерархизации, особого общественного механизма. Она в хозяйственном аспекте выражалась в олигархате.

Афиняне опирались на принцип организации в постоянных условиях нестабильности и потребности в регулярной самоорганизации проблемного типа, поиска «новых» решений в неожиданных обстоятельствах. Это было адекватным в условиях горной местности и вторичной зависимости от возможностей мореплавания и внешней торговли. На фоне ситуационного поведения и постоянного реагирования на новизну активность выходила за пределы прямой необходимости и вела к ценности поиска в непредсказуемости успехов и неуспехов, учета неудач, помещенности в сюжеты рынка и обращенности к надеждам, воображению, прогнозированию, субъективной обеспеченности в поведении в виде отваги и закалки характера, а также и неизбежного авантюризма. При зависимости от торговли, от непредсказуемости в общении, от особенностей поведения и привычек партнеров разница между смелостью и отвагой спартанцев и афинян очевидна, так же, как различие между достоинством чести и уверенностью в авантюрных проектах. Афиняне не могли довольствоваться стандартами фиксированности и они устремлялись к дополнительности, к жажде приобретения. Их совместность носила характер сетевого совмещения с меняющимися рамками обязанностей и опорой на динамику договоренности. Фактор ситуационности преобладал над моментами «вечнозначимого». Мы видим различие устоев «Запада» и «Востока» и подобие самовыражения и потребительского авантюризма, а также и гегемонизма США и консерватизма и уверенного обоснования высшими критериями развития современного Китая, частично консервативно-инновационной Европы. Разделенность и противопоставительность в акцентах бытия вела к диалектике в моменте противоречий. Оба акцента имеют свою онтологическую основу и она представлена и в психогенетических потенциалах носителей акцентированности.

Афины должны были накопить концентрацию своих порождающих возможностей, чтобы проявить себя в конкуренции со Спартой. Фактором, ускорившим накопление, выступила война с персами, стимулировала мобилизацию сил и усиленную организацию для борьбы с врагом.

Укрепление Афин после войн с персами стимулировало их воодушевление, азарт роста могущества и осознанность, обоснованность все более масштабных притязаний. Основанием активности выступили как убежденность в «честности» приобретений, так и общий принцип удержания, укрепления власти и выгодами, и страхом, считая, что это повелось на свете искони, так как сильному подчиняется слабый. Кто склонен к применению силы, тот не нуждается в судьях, в судах. Дело, как им казалось, не в насилии, а в «справедливости» подчиненности более могущественному. В то же время подвластные всегда недовольны. Помимо этого, в период борьбы с персами афиняне дали большинство кораблей, умнейшего военачальника, Фемистокла, энергию и самопожертвование. Кода все покорялись врагу, афиняне воевали и успешно. Потом, после победы, афиняне укрепляли власть, усмиряя союзников, ненавидящих афинян. В это время спартанцы управляли в Пелопоннесе на благо себе, своим господством возбуждая ненависть к себе. Они думали о выгоде, ссылаясь на справедливость, расширяя свое могущество с помощью силы. В то же время афиняне понимали насколько тяжелой может быть война и следует это помнить прежде, чем браться за оружие, а также не нарушать клятв и договоров, улаживать спорное.

Как мы видим, понимание честности и справедливости, а затем и полезности афинянами обосновывается метафизической акцентировкой на принцип приоритета «части над целым», на эталонное видение отношений между партнерами, как ринг, кулачный бой, в котором справедлив тот, кто обладает большей силой и умелостью в использовании силы. Поэтому обращение к судам, к утверждениям судей и установлений оракулов носит подчиненный характер. Условием совершенства и могущества выступает обретение потенциала силы, возможности успешно нападать. Такие победы активизируют энтузиазм. Сама полезность и выгода соотносятся с перспективой победы и захвата имущества, приведение населения в подчиненное положение. При этом выявление ненависти к своим противникам является сопутствующим моментом в планировании наступления и не связано с поиском истины и причин ненависти. Но афиняне привлекают и соображения рациональной организации своих походов и мероприятий, сознают роль деятельностных рамок и служебной пользы обязательств и клятв.

В свою очередь спартанцы, в устах царя Архидама, придерживаются реализма и законов общественного бытия, а также и истины. Война рассматривается как негативное явление и только неопытный человек может желать войны, всех соответствующих тягот. Спартанцы реализуют идею «защиты», актуальной или потенциальной. Они понимают, что при появлении мощного флота у афинян и др. их традиционное преимущество в борьбе на суше уже недостаточно. Они предвидят длительность будущей войны и не спешат входит в нее, хотя и понимают, что они не отступят от войны, от злых замыслов, но принимают меры в подготовке к войне, привлекая союзников. Спарта надеется, что само приготовление к войне побудит афинян к уступкам. Кроме того, спартанцы даже к земле относятся в установке, что ее на территории врага следует щадить, чтобы излишнее уничтожение ее потенциала не привело к более ожесточенному сопротивлению, отчаянию и ущербам, лишним утратам. Тем более что исход войны нельзя строго предвидеть при зависимости от многих факторов, в том числе финансового, наличного оружия, мастерства воинов и начальников и т.п. и войну нелегко завершить. Поэтому не надо себя вовлечь в войну опрометчиво, опираясь на речи союзников. Жалобы отдельных городов можно уладить. Другое дело всеобщая война. Поспешность может удлинить войну и нужна осторожность. Мы не любим кичиться успехами и не проявляем легкомыслие в беде. Привычные к дисциплине, мы храбрые и мудрые в совете; связаны чувством чести. Планы врагов опровергаем в деле, воспитаны в суровых правилах.

В дискуссиях преобладание приобрело решение об участии в войне. Решающим фактором выступило растущее могущество Афин, претендента на лидерство в Элладе. Лидерство афинян, реализующих свою «демократическую», агрессивную парадигму, неприемлемую для спартанцев, привело к силовому противостоянию. Спарта считала свое лидерство в Элладе в течение четырех веков «естественным» и справедливым. Нарушение этих прав являлось недопустимым в их сознании. Для того, чтобы лишить афинян доходов, как главных источников их могущества, можно было поднять восстания в среде союзников Афин. Существовало множество и других способов ослабить врагов. Спартанцы считали, что вести войну по заранее намеченному плану, вне учета меняющихся обстоятельств неразумно. Врага надо было поставить на место.

Поведение афинян в большом походе во многом зависит, как и во всех иных случаях массовых событий и в любом этнокультурном наполнении, от лидеров, от связанной с ними управленческой иерархии. Лидеры несут с собой то или иное стратегической видение и создают управленческие условия для реализации стратегий. Так Перикл вводил установку на то, чтобы не уступать конкурентам, спартанцам. В настрое на активизацию в поведении войск отношение к непредвиденным бедствиям он связывал с их случайностью, которая не должна влиять на общее движение, хотя переменчивость военного счастья учитывалась. Насыщая бойцов энергией, он вносил мысль о том, что спартанцы давно и открыто замышляли против афинян недоброе, хотя и согласились улаживать взаимные притязания третейским судом. Поэтому при наличии уступок они потребуют большее, а также они никогда не принимали наших предложений передать дела в суд, предпочитая решать вопросы силой оружия. И ныне они выступают с повелениями, а не жалобами. Нужно решительно отвергать требования и этим доказывать, что следует вести с нами как с равными. Требования против равных до решения суда притязают на порабощение. Но мы не слабее их. У них не хватает денег и на долгие войны они не решатся. У каждого свои интересы, но нужно как можно меньше тратить. Кроме того, они создают флот, но быстро не смогут стать опытными моряками. Мы возьмем верх и не стремясь к новым завоеваниям и опасаясь своих ошибок. При неизбежности войны чем охотнее мы примем вызов, тем менее яростным будет их нападение. Нужно передать нашим потомкам не менее великую Державу, проявляя достойное поведение.

Сравнивая речи лидеров конфликтующих сторон можно заметить момент преувеличений и манипуляций в рассуждениях Перикла. Напоминая о периоде господства Спарты и подчиненного положения Афин и др. городов, он увеличивал масштабы негативного следствия господства до величины «рабского», подчиненного явному насилию состояния, что соответствует направленности на обострение и субъективное оправдание войны со Спартой, предполагает предписывание спартанцам устремленности к порабощению, а не к естественной организации поведения общества. Перикл, как и другие вожди, для убеждения своих подчиненных эгоцентрически переставляют акценты на достаточно знакомом материале событий прошлого для подготовки замышляемых действий. В пространстве мышления эти ухищрения соответствуют форме «подведения под понятие», заранее введенного под интересы размышляющего. Естественно, что между сторонами споров увеличивалось недоверие, так как доверие опирается на идеи «правды» и «истины», не подчиненные интересам. Положительно оценивается предпосылка прихода к чему-то убедительному и имеющему потенциал доказательности. В этой роли выступает предварительное обсуждение, открытое, тщательное, основательно продуманное, помогающее избежать ошибок, выявить полноту положительных и отрицательных моментов в содержании высказанного мнения. Практика обсуждений и дискуссий в Элладе и особенно в Афинах, в которых каждый может проявить свои достоинства и недостатки приводила к тому, что Афины стали школой порождения великих умов. Поводов для дискуссий и до большой войны было множество при активной торговой и общественной жизни, массиве конфликтов разного уровня и качества. Во время войны возникают вопросы судеб страны, родины. Считалось, что гибель страны, государства стимулирует гибель и граждан, частных лиц. Поэтому избегающие опасностей являются достойными порицания. Великий город требует и великих свершений, поведения. Это использовал Перикл в своих обращениях к воинам. Он призывал забыть личные невзгоды и посвятить себя общему делу, отстаиванию свободы, удерживанию могущества. На врагов идти уверенными в своем, не кичась, с гордым презрением к врагу, зная о своем моральном превосходстве, укрепляя мужество, обладая надеждой и опираясь на расчет и предвидение. Перикл считал, что отказывается от владычества опасно и ради почета следует отдавать все силы. Само владычество не считалось тиранией, тогда как тирания опирается на несправедливость. Миролюбие без связи с решительными действиями не приносит пользы державе, пагубно. Более того, само не вступление в переговоры со Спартой считалось доблестью, свидетельством твердого противостояния. Испытания нужно переносить покорно и мужественно и это соответствует всеобщему ходу вещей.

Мы видим, что объективная схема поведения, оцениваемая как достойная и соответствующая сути, ходу вещей трансформируется под вполне прагматическую установку, желанию войны, завоевания, делается «похожей» на «правду» и основу «правильной» самоорганизации воинов. Владычество и почет ставятся на одну и ту же линию. Это ярко проявлялось во времена Древнего Рима и действия «римской этики» в рамках установки на мировое господство. Обоснование своих подходов Александром Македонским было менее манипулятивным и более реалистичным, в том числе и при его походе в Индию после овладения Персией, вводя идею «союза Запада и Востока». Моральное превосходства у Перикла тесно связано с обоснованностью преимущественного положения более сильного. В такой трактовке моральность подчинена прагматике «честного» противостояния имеющих разную степень могущества.

Для понимания сути разногласий и противостояния Спарты и Афин важно воспринимать не только слова и выражения, выгодные прагматически, но изъятые из культурно-значимого арсенала. Поэтому царь Спарты Архидам, ободряя своих воинов при Платее, подчеркивал, что говорить о справедливости можно и достойно, если сами поступают согласно словами, не делают слова прикрытием недостойного поведения. Он допускал независимое поведение партнеров, но предлагал помогать в освобождении союзников, находящихся под игом афинян. Можно, сохраняя нейтралитет, дружить с обеими сторонами. Сама война началась, как трактует царь, ради освобождения всех эллинов. А в сражениях важны и отвага, и опыт. Рационально мыслящие афиняне утверждают подобное, в том числе и роль дисциплины, порядка в строю, молчания в бою. Так утверждал Формион. Для сопоставления и оценки важно выявить исходные цели войны для каждой стороны и основы организации общества, его ценностные ориентиры и особенности духовных стереотипов.

Различным образом поступали и размышляли лидеры менее могущественных городов. Так милетинцы в Олимпии раскрывали свое самоопределение. Они отмечали, что дружба непрочна, если они не верят во взаимную честность, если нет сходства по характеру и образу мыслей. Союзники с различием интересов не сближались, пока они не обращались друг с другом, с нами, как с равными. Мы покинули афинян в час их опасности. Мы не были союзниками в намерениях поработить эллинов, а при устремлении к освобождению от ига мы становились союзниками. Так было в войне с мидянами, персами. Сейчас мы не можем им доверять, а они становятся могущественнее. Хотя нас оставили свободными, но красивые слова скрывают хитрую политику, использование сильных против слабых. Мы указывали услуги, ублажали деятелей, а они опасались нашего флота и из страха угрожали нам. Доверие строилось на взаимном страхе. Мы давно хотели отложиться от них и обращались к Спарте. Но она не поддержала нас, хотя мы хотели содействовать освобождению Эллин. Нам надо было помочь, и мы восстали бы раньше. И другие союзники перешли бы к вам с радостью.

В этих событиях афиняне были раздражены. Клеон считал, что демократия неспособна властвовать над другими государствами. Владычество превращается в тиранию против воли граждан и они злоумышляют против нее. Подчинение осуществляется с постоянными колебаниями, изменениями в решениях, уступая лишь силе. Государства менее совершенные, но с твердыми законами, которые соблюдаются, более могущественны, лучше, чем государства с хорошими законами, но бессильными. Необразованность при благих намерениях полезнее умственности в связи с вольномыслием, желанием казаться умнее законов. Простые люди этим не занимаются и не берутся критиковать других. Вольномыслящие в народном собрании всегда желают брать верх и наносят государству вред. Не следует увлекаться состязаниями в красноречии, что ослабляет решения и ведет к опасным последствиям с помощью софистических речей. Не эти состязания, а уважение фактов необходимо в дискуссиях, что устраняет обман. Критики чаще являются рабами необычайности, острых слов и они ограничены отсутствием тщательного взвешивания возможных последствий при раздолье страстей. Нельзя проникаться надеждами, превышающими имеющиеся силы и ставить войну выше справедливости. Нужен разумный расчет и благоразумие. Не возлагать вину только на олигархов, оставляя безнаказанным народ. Властвовать без справедливости нельзя, а великодушие уместно к тем, кто может правильно оценить, опираясь на справедливость. Не следует восставать по пустяковым поводам. Надо быть готовым разделить с народом опасности.

Мы видим, что такие трезвые мыслители, как Клеон, видели недостатки демократизма в состоявшемся виде и этим недостаточность самого сетевого принципа, опирающегося на согласование мнений. При значимых затруднениях в согласованиях процесс достаточно быстро, при наличии ярких критиков и носителей «исключительных» интересов и мнений, трансформируется в тираническое «взаимодействие», в захват инициативы с устранением конкурентов. Не силовой вариант преодоления нескончаемых дискуссий в согласовании состоит в появлении не столько «более мощной» точки зрения, сколько позиции арбитра. Именно она ведет к появлению ситуации Сократа, а затем и выделению логики и онтологии. Но такая модификация ведет к принципу иерархичности, следовательно, и порядка, обязательств на основе убеждения и доказательства. Эффективность иерархического блока в едином, в целостности, с подчиненностью сетевых возможностей опирается на вытеснение самовыраженческого говорения и софистических ухищрений. В этом плане ярким свидетельством такой эффективности предстает коммуникация в рамках стратегического управления по критериям И.В. Сталина. Он достаточно четко и гармонично совмещал оба принципа, сетевого и иерархического, устраняя все досадные преувеличения в зависимости от типа сюжетов, либо «регулярного управления», либо «чрезвычайного управления», что характерно в период войны и мобилизации в строительстве нового типа страны. В его управленческой парадигме корректируемыми становятся и народ, и управляющая иерархия. Подобные требования стали реализовываться и в современном Китае Си Цзиньпином.

Контраст между разумным и неразумным обсуждением в управленческой коммуникации показывает Диодот. Обсуждение предполагает предусматривание будущего, доказательство правоты в честном споре равных. Оратор не будет заискивать перед народом против своего убеждения ради почета, он ответственен за предлагаемые им советы и должен сам следовать им, усматривая последствия, а приговоры предлагать умеренные, осторожные. Ораторы дальновиднее тех, кто ограничен краткостью обсуждения. С другой стороны, думая о будущем, следует больше внимания уделять полезности, а не справедливости. Спор важен не столько о виновности, сколько какое решение принять в своих интересах, люди склонны совершать недостойные поступки и закон их не может удержать, а бедность внушает отвагу, высокомерие, стремление к риску, счастливый случай ослепляет. Если держаться крайности в жесткости, то можно пострадать и самим, уничтожив благожелателей. Если кто плохо разбирается в деле, неубедителен, то его считают глупцом, но не плутом, он не навязывает неразумное, не запутывает. Не следует умалять добрые советы, не возвеличивать их, не наказывать за неумелые советы. Правильным советам мешают поспешность, раздражение, безрассудство, недальновидность, корыстные интересы, пристрастность. Принципы «полезности» и «справедливости» трактуются в обычном для обывателя способе и в связи с успешностью в реализации простых замыслов, потребностей в общественной среде. Метафизическая возвышенность мысли намечается в стереотипах отношения к быту. Но даже трактовка божественного бытия во многом согласуется с образцами поведения людей. Однако важным условием удовлетворенности в спорах остается «справедливость» судей, получающих уважение за это и за признание заслуг спорящих сторон.

Междоусобица вредила жителям, но она и способствовала накоплению различений в механизме общественного бытия. Динамика отношений приводила к изменениям ориентаций, смене партнеров, связывая колебание предпочтений с ситуационными особенностями и их оценкой. Приведем пример рефлексии динамики отношений со стороны фиванцев. Вражда с Платеей началась, когда они отказались признать господство Фив после занятия города, не смотря на первоначальное согласие. Они перешли на сторону афинян, причинили много вреда Фивам, выступили заодно с афинянами, когда те пошли на Элладу. У Фив строй был ближе к тирании и кучки людей держали людей в подчинении силой и призывали лидийцев. После ухода лидийцев Фивы сражались с Афинами, захватившими большую часть Эллады из-за раздоров среди эллинов. При Коронее афиняне были побеждены и Беотия была освобождена, Фивы помогали освобождению других городов. Союз со Спартой давал бы самостоятельность, но союз с Афинами привел к предательству Эллинов, заслужили их ненависть. Заключив с Фивами соглашение, но обнаружив малочисленность фиванцев, обратились против Фив. Погибли пленники, которые с мольбой о пощаде обращались к платейцам, не сдержав обещания сохранить им жизнь, если фиване пощадят имущество на полях. Спартанцы заставили уважать общеэллинские законы.

В таких условиях местечковой полезности политических решений шла жизнь и перед большой войной и в ходе ее. Каждый город определялся в своих меняющихся, в зависимости от лидерства той или иной части населения, интересах, вырабатывал отношение к соседним городам, к союзам городов, к лидерам союзов. При этом вовлекались разнородные основания отношений, касающиеся части или всей Эллады, как прагматические, так и культурно-духовные, реализуя принцип пользы, прежде всего практической, экономической или политической, а также военной. С кем дружить или воевать, как использовать свои ресурсы, где находить выгоду сопровождалось обращением к «справедливости» с меняющимся содержанием критериев. Обыденные дела, творческое самовыражение так или иначе встраивалось в эту сложную динамику.

Преобладание военно-политических забот требовало внесение жесткой дисциплины, организованности, иерархизации в соподчинении. Возможности ума в самоорганизации являлись ресурсом для реализации замыслов, планов лидеров, подчинения ресурса этим планам. Так Демосфен вносил вклад в успехи афинян, проявляя свой управленческий талант. Он утверждал, что в сложных сюжетах борьбы никто не должен стремиться показать свою рассудительность, тщательно взвешивая угрозы. Лучше без размышлений идти на врага с твердой уверенностью в победе. Где нет выбора, там нет и размышлений, необходимы быстрота и риск. Нужно стойко держаться, не теряя преимуществ, например, в искусстве мореплавания. На море численность не имеет, как на суше, решающего значения. А спартанцы, убедившись в безуспешности освободить людей на острове, решили заключить перемирие и отправить послов в Афины для переговоров. Послы стремились прийти к приемлемому соглашению, сохраняя честь после проигранной битвы, надеясь на благоразумие афинян. Они рассматривали поражение как проявление судьбы, обладающей непредсказуемостью. Мечты о повторении удачи, обретения дополнительного почета и славы, они оценивали как наивные иллюзии. Так спартанцы, пользовавшиеся уважением эллинов, удовлетворение просьб которых зависело от них, теперь сами просят подобное. Но имея неудачу, спартанцы не лишились военной силы и неудача связывалась с ошибками в расчетах. Все зависит от велений рока, не терпящего заносчивости и склоняющего к примирению. Следует возобновить дружеское отношение и не идти на риск и несоблюдение справедливости. Лучше устремляться к умеренности в условиях мира, отстраняясь от позора. Высокомерие ведет к новой борьбе.

Мы видим различие акцентов афинян и спартанцев, энтузиазма и активности в борьбе и умеренности в оценке результатов борьбы, с учетом множества непредсказуемых факторов и рока, судьбы.

Гермократ дополняет характеристику войны. Он обращает внимание на недооценку бедствий войны при предвкушении выгод. Оценка выгод может быть излишне повышенной в сравнении с оценкой опасностей. Находятся те, кто готов рисковать по мелочам. Тем более, что афиняне используют присущую нам взаимную неприязнь, разоряя себя. Этим мы пролагаем им путь к господству. Но ошибается тот, кто не осознает важности общих усилий в отражении врага. Следует опасаться неудач, быть осмотрительным, сомневаясь в будущем, всегда неопределенном. При великой неудаче приходится вступать в союз и со злейшим врагом и враждовать с друзьями. И подчиняться судьбе, над которой мы не властны. Мы все соседи и умеем договариваться пока нас не вынудили к иному враги.

Как мы видим, в рассуждениях лидеров тех времен сохраняется контекст типологии отношений, крайние типы в которой отражают либо дружеские, либо враждебные отношения. Отмечается динамичность изменений типа отношений, слежение за которой воплощает осторожность и рациональность в планировании поступков, действий. Во взаимодействиях учитывается и тип партнера, его склонность к тому или иному типу реагирования и самовыражения. Типологическая характеристика должна включать результаты наблюдений и раскрытие глубинных этнокультурных особенностей. Война продемонстрировала зависимость противостояния, интенсивности, изощренности, стихийности и т.п. от этно-культурных типов противостоящих сторон. Так в блестящем проявлении в военном руководстве Брасид учитывал ценность уважения независимости любого города в воззрениях Спарты при вовлечении хитрости и насилия, причин подозрительности. Неприемлемым считалось господство одной партии в городе, что хуже чужеземного правления. Различается право сильного, даруемое судьбой, и злокозни, измышления низкой души. Спартанцы следуют своим интересам, но осторожно, придавая поступкам убедительность. Свободу следует давать, не навязывая и тем, кто может ее принять. Брасид не смог убедить и перешел к присоединению силой, разоряя землю, считая, что имеет разумное основание – недопущение страдания лакедемонян, недопустимость препятствования свержения афинского ига, во имя общего блага, обязанности нести свободу даже против воли, во имя права Спарты на освобождение Эллинов, не стремясь к господству над ними.

Мы видим, что в процессах взаимодействия и противостояния учитывается соотношение целого и части, отдельных моментов. Стратегическая прямолинейность, бесхитростность, предпочтение защиты над нападением, убеждения, а не насилия не исключает применения насилия и изощренности в тактике, ради решения стратегических задач и проблем. Но эти приемы и маневры должны быть обоснованы рамками стратегических соображений, интересов целого, требующего достижения относительной однородности в поведении частей. Эти соотношения распространяются и на действия, и на мыслительные проявления, например, в дискуссиях или размышлениях перед принятием решений.

Так в Аргосе народ склонился к союзу с Афинами. Лакедемоняне послали людей для согласования в народное собрание. Но послов не приняли и они изложили свои соображения в кругу властей и нескольких уважаемых граждан. В настороженной атмосфере нужно было попробовать переубедить аргосцев. Послы подчеркнули, что можно прерывать речь, возражать по каждому пункту. Но стало заметным, что партнеры чувствовали себя судьями с притязанием на окончательные решения. Тогда послы подчеркнули, что если они не уступят, останутся правыми, то будет война. Если уступят, согласятся, то их ожидает рабство. Поэтому, если афиняне пришли не обсуждать, то переговоры можно окончить. В человеческих взаимоотношениях право имеет смысл, только если есть равенство сил всех сторон, признается общая необходимость. Но милосцы отошли в вопросе о праве и говорили только о пользе. При наличии общего блага поступают по справедливости и помощь получает тот, кто прав и тот, чья правота еще не доказана с полной очевидностью. Спартанцы отметили, что пришли для владычества, не желая господства, если оно тягостно, ради спасения и обоюдной пользы. Уничтожение для них невыгодно. Дружба в глазах подвластных им будет признаком их слабости, а вражда – доказательством их мощи. Независимые города сохраняют свободу, так как в состоянии защищаться. Это не противоречит вере в божество и справедливость, зная, что властвование по природной необходимости происходит там, где имеется для этого сила.

 Мы видим, что приверженность спартанцев приоритету целого над частью проявляется в иерархизации отношений, при различии предопределяющего и предопределяемого. А иерархия предполагает наличие идеи и практики общего блага и оно становится критерием оценки мнений и действий. Если предопределяющий противостоит предпопределяемым, он отходит от реализации идеи общего блага, возвращается от системных отношений к структурным, с преобладанием эгоизма и потребительства. На этих различиях видны идеологемы Афин и Спарты, между индивидуализацией в динамике общественных отношений и общественной, целостной приверженности по критерию «общего блага». Идеология Афин стала основой бытия потребительско-волюнтаристской основы бытия Древнего Рима, иерархия в котором была эгоцентрической, что соответствовало завоевательской сверхцели Рима. При накоплении богатств в ходе завоеваний Рим во взаимной борьбе претендентов на верховенство власти и права преобладающего обогащения. В переговорах, дискуссиях эти особенности проявлялись в преобладании прямого противодействия над возможностью арбитража на основе всеобщих идей «справедливости» и «истинности». Но это, для спартанцев, означало отсутствие «права», так как отсутствует «общая необходимость» или критериальная база разрешения споров, либо используемая критериальная база частична, подчинена рамкам эгоистического преобладания, не имеющая признака «нейтральности». Тем самым право разотождествлялось до уровня полезности, всегда персонифицированного. Спартанцы разделяли владычество и господство. Иерархия имеет два варианта существования, когда владычество опирается на наличие общего блага для всех, а господство – благо для той или иной части, противостоящего благу для другой части. При владычестве допустимо сопротивление части «насилию» целого, если часть не видит реализации принципа общего блага. Но препятствование сопротивлению не означает уничтожения части, а лишь коррекцию в рамках соответствия общему благу, а не конкуренции частных благ. Следовательно, спартанское владычество подчинено законам универсума, имеет «божественную основу». При таком подходе открывался путь к «универсумальной» иерархизации, которая предполагает относительную свободу частей, отсутствие уничтожение частей, нахождение приемлемого варианта бытия всех частей. Властвование обретает вид природной необходимости. Иерархичность не уничтожает сетевого сопряжения частей и индивидуальное самовыражение в допустимых рамках.

В условиях Афин, следования эгоцентрической парадигме неизбежно появлялись компромиссные модификации лидеров, имеющих моменты не эгоцентрических принципов. В ходе проведения экспедиции на Сицилию выделился Никин. Он считал войну в Сицилии ненужной, призывая к благоразумию и расчету, внося критерий «заботы о Родине», не о должности и не о почести. Неопределенным выгодам он противопоставлял риски, в том числе появление новых врагов, которые при неудаче набросятся на афинян и их союзников, приводя нападающих к униженному положению. Он призывал не устремляться к расширению владычества без закрепления того, что уже имеется во владении. Следует учесть восстания союзников и их ненадежность. Едва ли удастся удержать Сицилию, если даже удастся ее завоевать. Сицилия может войти в союз с пелопоннесцами и уничтожить владычество афинян. Нельзя довольствоваться презрением к Спарте, когда сверх ожиданий, Афины победили, кичиться неожиданными неудачами спартанцев. Нужно наращивать уверенность в себе. Рвутся в бой молодые, имея лишь личные выгоды, и они опасны для государства. Не надо увлекаться гибельными страстями к завоеваниям. Ослепленные редок достигают успехов. Наша главная обязанность – способствовать благу Отечества, насколько это возможно, от зла.

Устремленность к благу Отечества была и у Алкивиада. Но он был устремлен к высшему личному самовыражению, считая, что человек, сознающий свое превосходство, не относится к другим как равным себе. Выделяющихся ненавидят при жизни. Он объединял города против лакедемонян путем искусных переговоров и рвения к завоеванию доверия. Против сильнейшего врага следует не только обороняться, но и упреждать. Если не будем властвовать над другими, то придется подчиняться чужому господству. Если победим на острове, то станем господином всей Эллады. В государственных делах необходимо смешение некоторого легкомыслия, умеренности и точности расчета.

Мы видим сочетание любви к Родине и к себе в ней. Если Родина имеет высшие основания, которые конкретизируются в делах, а дела осуществляют люди, лидеры, влияющие на организацию народных масс и профессиональные сообщества, то возникает диалектика энергии и устремленности людей и их вождей и предполагаемой содержанием общих оснований энергией и поступками людей и лидеров, организованных лидерами. Общие основания вносят форму, а поступки и намерения людей и лидеров создают морфологию в едином бытии, либо адекватную форме, либо неадекватную. Если Алкивиад любит Родину, но прежде всего себя, то его любовь к себе создает версию той Родины, которая для него «адекватна» его способу действия и мысли. При учете особенностей формообразования в динамике становления и трансформаций Афин оказывается, что способ действий и мышления Алкивиада близки или тождественны «идее Афин», кузнице самовыражений лиц и всего общества. В этом обществе лидирующее положение имеет торговля и ее сервис, управленческий и силовой, правовой и социокультурный, созидающий стереотипы активного самовыражения. Прежде всего в завоеваниях, к тому времени, как условиям раскрытия потенциала торговли и соотнесению с ней ремесленничества, дипломатии, образования и т.п. В торговле главным выступает тип «полезности» - прибыль. Она порождает основание для воспитания своих адептов. Прибыль без активности и хитрости, манипуляций и обмана не достигается. Это способствует преобладанию «соревнования» в соперничестве и худшие формы такой гонки за прибылью. Рост прибыли интенционально, субъективно неограничен. Поэтому перенос устремленности на иные формы приобретения, прежде всего чужого, как это осуществляется в грабежах и захватнических войнах, ведет к типу общества и страны как цивилизационной единицы, негативному типу. Вторично активность и соответствующая самовыражениям демократичность, чаще по типу «ринга», порождают положительную форму творческого самовыражения. На определенном этапе это творчество создает выделяющиеся творения, чем до сих пор гордится и Греция, и Европа, и мир в целом. Так же как вторично Рим создал совершенную правовую систему, нередко и уподобляясь Греции, великое искусство, в те времена, когда агрессивное бытие не мешало творческому самовыражению. Когда используя заимствованную христианскую религию и трансформировав ее в католическую модификацию, Рим осознал силу религии в решении политических проблем, он подчинил решению проблем управления субъективным потенциалом населения творчество в искусстве. Под прикрытием политизированной религии Рим создал условия великим свершениям творцов.

Тем самым, для Алкивиада и ему подобных существовала «своя» Родина, которой они служили своим самовыражением. В Сицилии были свои лидеры и своя версия Родины. Эти лидеры, например, Гермократ, думали о том, как имеющимися средствами дать отпор нашествию афинян с их союзниками. Гермократ призывал не бояться мощи афинян, учитывая отдаленность Афин и проблемы снабжения войска. Нужно объединить усилия городов, включая и Карфаген, Лакемедон, Коринф. Использовать усталость афинян для нанесения ударов, ущерба. Учитывать и факторы молвы, в которой отразится наш опыт смелости и отваги.

Неизбежные трудности похода в Сицилию порождали тревожные настроения в среде афинян. Необходима была субъективная поддержка, оправдание необходимости экспедиции, противостояния сицилийским партнерам спартанцев и просто защитников своего Отечества. Евфем утверждал, что афиняне не прибыли для возобновления старого союза. Доряне, пелопоннесцы, почти всегда были врагами афинян, ионян и после создания флота мы избавились от владычества дорян по праву сильного, а также подчинили ионян и островитян. Желание обезопасить себя привело нас в Сицилию и это в ваших интересах. Сопротивляясь Сиракузам, мы препятствует посылке их войска на помощь Спарте. Для могущественного города, господина других, все, что выгодно, то и разумно. Если мы покинем остров, то сиракузяне станут владыками. У вас мало возможностей найти для обороны таких могучих союзников, как мы. Нам приходится вмешиваться в чужие дела, быть настороже, помогать вашим угнетенным соотечественникам. Для большинства эллинов наше вмешательство полезно.

Мы видим, как откровенные утверждения захватчиков, так и маскировки под «помощь», «приглашенность» и т.п. своих устремлений, под «угрозы» ухудшений после ухода с острова. Чаще оправдания исходили из своего понимания иерархического принципа, вытесняющего негативное самовыражение, в том числе и агрессии. Алкивиад утверждал, что афиняне всегда были врагами тиранов и в противоположность присущей демократии разнузданности придерживались умеренной политики. Мы стояли во главе народа, сохраняя могущество государства и свободы. Мы отправились в Сицилию завоевывать города, подчинять сицилийских эллинов, покорить Карфаген, а потом напасть на Пелопоннес, устанавливая владычество над всем эллинским миром. Захватив страну, Сицилию, взять все силы и средства. Если учесть, что эти соображения были актуальны для него до того, как его изгнали из войска афинян, то понятны его противоположные мысли, против афинян, подсказывая путь к поражению афинян. Главное, лишить их всех доходов, захватив города, лишить союзнической дани. Алкивиад стал заодно с врагами в положении изгнанника. Он любил свое отечество, но получил несправедливую обиду и перестал быть патриотом, пошел против отечества, хотя стремился вновь его обрести. Тем более, что лакедемоняне уже думают о походе на Афины. Этому способствует поход на Сицилию, отвлечение сил, затруднения в пополнении войска. Хотя свой долг воины выполняли. У стен Сиракуз столкнулось много народов с разными целями, но ради выгоды. Падение духа афинян «уменьшал» как мог Никий, побуждая к миру.

Поход в Сицилию обескровил Афины, стимулировал принятие экстренных мер, прежде всего экономических, зависимости от займов и посредников. Для балансирования отношениями Спарты и Афин понадобился талант Алкивиада. Необходимы стали «спасатели», которые привлекли олигархат Эллады, в том числе финансовую помощь Тиссаферна. Наметился отход от демократии. В лагере олигархов нашлись умные головы с достаточной нравственностью. Намечался заговор с продуманностью. Власть в Афинах перешла в руки «400». Херей на Самосе пытался настроить против олигархов и победили демократы. Шла борьба партий, Фрасибул склонил народ к возвращению Алкивиада с прощением. Распускались тайные общества, устранили «400», восстановили совет «500», а затем призвали к примирению. Хлопотали о «правах», делали демократии. Противники ее послали послов в Спарту заключить мир. А Спарта подняла восстание в Евбее, от которого зависело снабжение Афин. Афиняне совместили потенциалы олигархии и демократии, этим вывели из тяжелого кризиса свое государство. Компромисс после столкновений флотов завершил общее устремление к прекращению войны.

Подведем итоги:

Если придерживаться эмпирического подхода, то история и, в частности, Пелопоннесская война, предстанет массой сюжетов, соотнесений, квалификаций поведения больших и малых групп людей, отдельных персонажей, обладающих своеобразными героями своей субъективности. В изложении и комментировании событий, сделанных Фукидидом, каждый читающий его «Историю», имеет неограниченные возможности строить личные картины происшедшего. При согласовании мнений частично выявляются фрагменты «похожего» видения, но неизбежно обнаруживается отличие панорам происшедшего, зависящих от огромной работы воспроизводящего конструирования и соотнесений с теми близкими по содержанию картинами иных событий, которые возникли в практике чтения или слушания «историй», а также того материала картин, которые возникла в личном опыте бытия в обществе. В указанном подходе нет и не может быть вопроса об «истинной» картине, адекватно отражающей прошлое. Все согласия с подобными результатами иных лиц, постигающих историю в рамках эмпирической «технологии» являются лишь мнениями, обладающими «относительной истинностью».

Те исследователи прошлого, которые включены в типовые рамки требований к процессам чтения, трактования, оценивания, кто соблюдает специальные требования к появлению картин прошлого, обладающими признаками «неслучайности», они во многом устраняют фрагменты, моменты, которые оцениваются как случайные, незначимые, неосновные и откладываются для последующего повторного оценивания, когда выделится «неслучайная часть», «ядро смыслов» и т.п. Обнаружение «ядра» смыслов и соответствующая коррекция первоначальной версии картины прошлого позволяет переходить к простейшим вопросам, имеющим логическую значимость, о «причине» явлений, событий, о последовательности причин и следствий, о «границах» сюжетов, объектных единиц, о динамике изменений и состояний и т.п. Тем самым постижение истории на материале смысловых конструкций логизируется и онтологизируется. При оформлении материала, конструктивной переработке подготавливается привлечение понятий и категорий, выступающих как мыслительные критерии конструирования смыслов, средства мышления реконструктора.

Такая мыслительная обработка может усложняться за счет научных теорий, включенных в научно-предметные парадигмы. Теории дают эталонные картины фрагментов бытия и облегчают внесение критериев «объектной» трактовки фрагментов исторических картин или картин в целом. Теории вносят «глубину» трактовок и повышение уровня неслучайности мнения реконструктора. Все историки с неизбежностью создают сложные картины в рамках идеи «тщательности» и «исторической правды» и совмещают многие научно-предметные теоретические замещения первоначальных смыслов. В то же время историки особое внимание уделяют бытию главных персонажей и взаимодействию между ними, используя психологическое, а затем социологическое, политологическое, культурно-духовное и т.п. портретирование. Введение социального, экономического, политического, правового и т.п. аспектов бытия, выраженного в картинах прошлого, приводит к потребности оперирования идеальными объектами больших масштабов типа «страна», «общество», «цивилизация», «союзы народов» и др. При дополнительной инструментально-мыслительной интеграции появляются контексты философского уровня, отражающие «мир» в целом, вплоть до универсума. Это позволяет придать высокую глубину отражению прошлых событий, сюжетов бытия больших систем, вносить подлинную целостность картинами прошлого, находить всем частям и фрагментам их историческое место и роль в ранее происходящем.

Но можно усовершенствовать механизм аналитики и ввести технологии самого высокого мышления, соответствующие идее «абсолютного мышления», обеспечению высшей логикой и онтологической парадигмой. Это можно реализовать, используя арсенал ММПК. В его онтологической и объектной базе есть инструменты уровня «универсума», «цивилизации», «страны», базисных сфер «деятельности», «социодинамики», «индивидуального бытия» (см. «парадигму» и словари). Управление и принятие решений рассматривается в рамках цивилизационного подхода, который адекватен для проблем исторических реконструкций с привлечением основных постулатов культуры мышления. Базисным средством для обеспечения комментирования исторического материала и построения картин динамики в истории выступает схема «страна». Ее онтологическое содержание подчинено двум уровням объектного конструирования, на уровне «цивилизации», с применением базисной схемы «цивилизация», и самым высоким уровнем «универсума», с применением базисной схемы «метафизический ромб» и, вторично, «нечто». Динамическая сторона содержаний вытекает из исходной схемы и дает типологию объектов и отношений между объектами. Мыслительные формы оперирования инструментами даны в логике, на уровне принципа «дополнительности» и, высшего уровня, «уточняемости», то выражает сущность развития и общей диалектики.

Важно понять, осознать, что содержательные трактовки материала истории зависят от применяемых средств мышления и формы движения мысли. Диалектика бытия предстает по-разному, в зависимости от уровня осуществляемого мышления. Низший уровень характерен для эмпирического подхода. Эмпирические инструменты дают «хаос» смысловых картин и максимальную случайность. Это трактуется в логике как уровень «конкретности». Повышение уровня рассмотрения связано с введением абстрактных конструктов разного уровня. Вместе с повышением уровня абстрактности содержание обретает более высокий уровень глубины и существенности. Но для этого абстрактные конструкторы должны соблюсти специальные логико-семиотические, семантические условия, требующие «техничности» языкового типа. В ходе такого «повышения существенности» содержания картины прошлого обретают желаемую неслучайность.

В случае того содержания, которое рассматривается Фукидидом, война имела свою метафизическую, универсумальную основу и, более конкретно, типоцивилизационную основу, в которые вплетались все иные, экономические, социальные, политические, идеологические и иные моменты, а также типопсихологические и типогенетические. Универсумальная диалектика дает возможность анализировать противоречия противоположностей «формы» и «морфологии», соотнося их с характерным поведением спартанцев и афинян. На уровне цивилизационного анализа выделяется противоречие противоположных «начал» - самовыражение народа и критериев организации и самоорганизаций, также конкретизируемых особенностями поведения конкурирующих сторон, рефлексии поведения, обоснование разрабатываемых для реализации норм самовыражения. На уровне страны основное внимание обращено к противоречию между самореализацией народа, его слоев и т.п., с одной стороны, и культурно-духовными основаниями, обычаями, стереотипами при регулирующей роли власти, управления и вовлеченности людей в экономику, мир деятельности с индустриальными формами организации. При сопоставлении уровней анализа и возникающих результатов реконструкции подлинные причины типов проявления сторон и кода взаимодействий обнаруживаются на высоких уровнях и размываются на низких уровнях, обретая ситуационные модификации, маскировки т.п. Подлинные причины предопределяют линию типового поведения, их различие и противопоставления. Зависимость этого, в моменте «порядка», определенности, от культурных норм и рамок, а в моменте «хаоса», неопределенности и непредсказуемости от случайности самопроявления частей в целом, синтезируется в упорядоченном самопроявлении того или иного типа. В рассмотренном материале мы нашли акценты, особенности противоположного поведения и провели свою интерпретацию динамики противостояния Спарты и Афин, а также различных звеньев «единой» Древней Греции в регионе Эллады. При вторичном рассмотрении нашего комментирования мы видели «модели» сюжетов, которые отражают огромное число эпизодов в разные периоды, в том числе и в современную эпоху.

Полезность абстрактных средств мышления состоит, в том числе, в том, что на более абстрактном уровне видны особенности проявлений во многих местах и в различные времена, тогда как на более конкретном уровне общий тип конкретизируется, индивидуализируется и маскирует общую основу явления. Поэтому цивилизационная аналитики способствует выделению более общих причин анализируемого противопоставления, а метафизическая аналитика еще более фундаментализирует взгляды на прошлое и обеспечивает усмотрение подобного в разных сюжетах истории. Эта война была демонстрацией противоречия типов бытия, оснований и организационно-управленческих парадигм, метафизических акцентов и мироотношений.

Литература

1. Анисимов О.С. Методологический словарь для управленца. М., 2002
2. Анисимов О.С. Стратегический проект цивилизационного обновления России: XXI век и образ будущего России и мира (версия СЭВ и ММПК). М., 2017
3. Понятийная парадигма аналитики (общий стандарт) «100 схем». М., 2019
4. Фукидид История. М., 1999